Ершов Игорь Иванович (1916-1985)

В годы 1948-1954 художник пережил самые трудные для себя времена раздвоенности. Это была работа по писанию и рисованию «сухой кистью» портретов вождей, рабочих, колхозников, а чуть позже перешёл к иллюстрированию детских книг. В те годы появились первые его акварели и рисунки отдалённо напоминающие будущие картины (1956-1960). Серия этих работ находиться сейчас в фондах Русского Музея в Санкт-Петербурге.

От природы Игорь Ершов обладал редким даром «точного» копирования натуры. Он сам признавался, что этот «подарок природы» ему очень мешал впоследствии перейти к «экспериментам» в живописи, начать поиски в абстракции, в беспредметном искусстве, где в основе всего лежат совсем другие задачи нежели копия. До недавнего времени в Военно-морском музее СПб, в постоянной экспозиции этого музея висела картина И. Ершова на тему о подвиге бойца, выносящего из боя раненного командира. Как далеко впоследствии художник ушёл от этой официальной «заказной» живописи! С приходом хрущёвской оттепели многое изменилось в сознании людей. Ершов отказался от «сухой кисти» окончательно и полностью погрузился в обучение самого себя. Он сам всегда говорил: «Я начал изучать свой предмет заново. Для меня открылся мир новой пластики, незнакомой формы, цвета, рисунка…». В те годы после столь долгого пробела для думающей и жаждущей знаний художественной интеллигенции началась настоящая весна.

Игорь Ершов поглощен хождением в Эрмитаж. Где вновь открыты для всеобщего обозрения импрессионисты, Пикассо, Брак, Матисс, Моне и другие художники. Он проводит часы в Публичной библиотеке, где листает книги с репродукциями современной западной живописи. Большим событием тех лет стал выход в свет замечательного исследования англичанки Камиллы Грей. Под названием «Русский эксперимент» о художниках двадцатых годов в России. Русский музей для И. Ершова стал постоянным местом посещения, копирования, изучения. Часами он просиживает перед иконами, рассматривает русские вышивки, кружева, палеховские коробки. Как всё увиденное и познанное странно и необычно преломиться в художнике и найдёт своё отражение в новых поисках Ершова. Он переживёт несколько периодов и каждый из них будет логично переходить из одной пластической формы в другую. Если выстроить сегодня ясную картину творчества Игоря Ершова, то можно разделить всё на следующие этапы: соцреализм, импрессионизм, абстракционизм и иконно-сказочный символизм. В музеях России можно встретить пожалуй все эти периоды, а на Западе ( Лондон и Париж) находятся абстрактные работы.

С 1958 года И. Ершов возвращается к книжной графике, где он выступает уже совсем по-новому. В те годы он работает в тесном сотрудничестве с такими поэтами как Евгений Рейн, Генрих Сапгир, Лев Мочалин, Михаил Дудин. Это был новый период, когда люди начали поиски, художники и поэты обрели свободу слова, на кухнях и в мастерских горячо спорили о смысле и целях искусства; это был период оттепельного обновления и поиска, который раскрыл новые таланты, новые перспективы. Всё это не находило особых восторгов в официальной среде Союза Художников тех лет. Игоря Ивановича Ершова перестали выставлять сразу же после того как он принёс на выставочный комитет свои «экспериментальные работы» — так он их называл. Двоиться он не мог и рисовать «за шкаф» было трудно, хотелось поделиться со своими друзьями по кисти. Но тут его поджидали неожиданности. Как только он стал рисовать не «как надо», а как «нельзя» — его мгновенно перевели в разряд изгоев.

Часто И. Ершов работал в своей маленькой мастерской-квартирке под классическую музыку. Может поэтому особенно в его абстрактных вещах можно увидеть и как бы услышать музыкальный ритм, своеобразную цветомузыку. Нередко можно было услышать из уст И. И. Ершова:

Искусство это моя каторга, мука, вечный поиск, служение ему и неудовлетворение собой. Единственный мой учитель, наставник и спаситель из тупиков есть наитие, некая высшая интуиция!

Несмотря на абстрактный период в своём творчестве, И. Ершов никогда не отказывался от работы с натурой. Если он (как впрочем каждый художник) заходил в своих поисках в тупик, он сразу же обращался к натуре. До конца своих дней он делал эскизы своих рук и рисовал автопортрет, часто рисовал сидя у окна пейзаж, деревья, свой рабочий стол с кистями и банками краски. Серия «Банки и кисти» широко представлена в Русском музее. А музее Заповеднике Михайловское находится одна из самый интереснейших серий его фантастических «Икон» и иллюстраций к русскому фольклору. Ершов всегда с трепетом и благодарностью вспоминал своего учителя Ивана Билибина и говорил, что именно он вложил в него любовь и восторг перед русской сказкой.

С 1970 года Игорь Иванович работал вместе с дочерью, художницей Ксенией Ершовой (с 1980 года живёт и работает в Париже). Вместе они иллюстрировали несколько детских книг (1970-1985), которые были изданы в Финляндии, Голландии, Англии.

Художник работал в технике литографии, линогравюры, шелкографии, акварели, занимался живописью. В творчестве И.И.Ершов развивал традиции народного искусства, не чуждо ему было и абстрактное искусство. В последние годы жизни И. И. Ершов экспериментировал в области «литья по выплавляемой модели». Художник родился в годы страшного переворота в русской жизни. Для поколения, выросшего в ту эпоху, многие его работы, иллюстрации к классике, сказкам стали искусством, в котором не было лжи.

Исследователи отмечали в его творчестве присутствие радости (детские книги), драматическое, театральное начало (в его иллюстрациях к произведениям А. С. Пушкина).

Произведения И. И. Ершова находятся в собраниях многих музеев: в Государственном Русском музее, Музее истории города Санкт-Петербурга (Петропавловская крепость), Всероссийском музее А. С. Пушкина, Российской национальной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина; Государственном музее изобразительных искусств г. Архангельска. За рубежом работы И. И. Ершова представлены в «Музее "Карнавале"» (Париж), Библиотеке Ф. Миттерана (Париж), в частных собраниях Франции и Англии.

Скончался И. И. Ершов 6 февраля 1985 года в Ленинграде после тяжёлой болезни. После смерти из его мастерской и квартиры пропали все его работы, а так же предметы-реликвии, имеющие отношение к его отцу, знаменитому певцу Ивану Ершову.

Первая, персональная и посмертная выставка И. И. Ершова состоялась в Ленинграде в 1989 году. На эту выставку приехала из Парижа его дочь Ксения Кривошеина (Ершова), которая привезла из Парижа некоторые его произведения из своей коллекции и частных коллекций в Англии и Франции.

С 2003 по 2005 год действовала выставка «Сказки в гравюре» Игоря Ивановича Ершова и Ксении Игоревны Кривошеиной (Ершовой), отца и дочери, в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге. В 2005 году прошла большая выставка работ Игоря Ершова в Музее Михайловского заповедника им А. С. Пушкина, приуроченная к 20-летней годовщине смерти художника. Открытие этой выставки состоялось благодаря вниманию и желанию сотрудников музея познакомить посетителей заповедника с творчеством замечательного русского художника Игоря Ивановича Ершова. В организации выставки приняли участие сотрудники Русского музея и Всероссийского музея А. С. Пушкина в Петербурге. В 2007 году Михайловский заповедник приобрёл в свои фонды серию досок-икон Игоря Ивановича Ершова, а также издал альбом его произведений.

Информация предоставлена Ксенией Игоревной Кривошеиной (Ершовой).

Воспомтнания о отце Ксении Кривошеиной, дочери, друга и соавтора художника.

Атмосфера сказки

Среда, в которой рос Игорь Иванович, была удивительная. Его родители Иван Ершов и Софья Акимова были известнейшие в Петербурге и Ленинграде оперные певцы. Дружили с Борисом Кустодиевым и Ильей Репиным, переписывались с Сен-Сансом и Козимой Вагнер. Поэт Александр Блок был соседом и поклонником таланта моего деда... В семье всегда царила музыка: Римский-Корсаков, Прокофьев, Вагнер. Древний эпос «Кольца Нибелунгов» переплетался с «Градом Китежем», сказками Гофмана. Отца взрастила атмосфера в полном смысле слова сказочная. У меня с детства сохранилось ощущение таинственности нашей огромной ершовской квартиры. Все стены комнат и коридор были завешаны сценическими фотографиями деда и бабушки, были и скульптуры, и картины Кустодиева (он лепил, много рисовал деда), рисунки Репина, эскизы костюмов Бенуа к вагнеровским циклам. В нашей квартире было два рояля, нотные шкафы и книжные полки до потолка. Здесь же на кушетках и креслах валялись шкуры, мечи и щиты Зигфрида, гусли Садко, многочисленные гримерные ящики и масса зеркал самых разных форм и размеров.

Природа щедро наделила талантом и отца. Он обладал сильным, приятным баритоном, музыкальным темпераментом и эффектной внешностью. Ученик своих родителей, сразу после войны Игорь Иванович был зачислен в труппу Малого оперного театра в Ленинграде. Здесь он исполнял партию Курагина в «Войне и мире» Прокофьева, Дон Жуана в одноименной опере Моцарта. Одновременно в Академии художеств им. Репина он работал над дипломом серии иллюстраций к «Медному всаднику» Пушкина. В нем боролись две стихии, два таланта. И он выбрал живопись. Мне он объяснял это так: «На оперной сцене я был бы обречен на вечное сравнение со своим великим отцом, и я решил пойти своим путем».

В Академии художеств Игорю Ивановичу повезло с учителями. Он начал на живописном отделении в мастерской Исаака Бродского, а потом перешел на графический факультет, где его педагогами были Шилинговский, Зайцев, Билибин и Рудаков. Эта плеяда последних маэстро Серебряного века сложила его приоритеты и вкусы. Отец навсегда запомнил слова Билибина: «Никогда не важничать, всю жизнь относиться к себе строго и помнить, что ты вечный ученик». Вот отец и совершенствовал себя всю жизнь, а потом стал учить меня.

Второстепенный жанр

Ни мой отец, ни я никогда не относились к иллюстрации как к чему-то второстепенному. Вообще, в СССР многие художники находили в книжной графике убежище таланту и неплохой заработок.

Вопрос лишь в том, почему иллюстрацию к русской народной сказке отец предпочел, например, «Дяде Степе» или «Тимуру и его команде»? Я знаю точно: это был сознательный выбор. Рассказывая мне об иконах, показывая их в музеях, отец называл их высшим примером «прикладного» искусства в сочетании с «иллюстрацией». «Именно икона, - говорил он, - своими житиями, ярким, и точным живописным языком иллюстрировала неграмотному человеку слово Ветхого и Нового Завета, жития святых». Игорь Иванович тщательно и глубоко изучал икону, русский фольклор, лубок, узоры, вышивки, кружева... Конечно, Билибин сыграл не последнюю роль в этом, но отец стремился развить по-своему стилистику русской сказки. Ему удалось создать иллюстрацию, которая соединяет в себе все это... И еще - любовь к маленькому читателю, чтобы каждая сказка не только словом, но и зрительно осталась в памяти и в душе.

Я окончила театральный институт, но для театра работала мало, оформила лишь несколько балетных спектаклей. Вообще, в такой артистической среде, как наш дом, меня учили многому: играть на рояле, петь и даже заниматься балетом, и рисовала я с детства. Лет с тринадцати я наблюдала за тем, как работает папа, потом захотелось пообезьянничать и даже стало что-то выходить. Первыми были иллюстрации к «Красной Шапочке» Шарля Перро. Отец отнесся к моей попытке очень внимательно, стал учить композиции, рисунку, макетированию. А уже через десять лет (мне было двадцать четыре) вышла наша первая совместная книжка «Ой-ду-ду». В ней каждый из нас делал свою иллюстрацию, и если присмотреться, то в нижнем уголке страницы всегда есть инициалы «И» или «К». Потом появились литографии, линогравюры, шелкография, и хотя у каждой работы свой автор, чаще стали писать «рисовали художники Игорь и Ксения Ершовы». В Русском музее есть большая коллекция наших совместных с папой работ.

В советские времена выпускалось немало детских книг, однако значительна их часть была насквозь пропитана идеологией; в стране ощущался дефицит «другой» детской книжки. Прежде всего - сказок, которые и по сей день чувствуют себя «Золушками». Между тем маленький человечек именно через русскую сказку, через традицию стиля и языка может с колыбели получить первое представление о Православии. Даже если ребенок родился не в церковной семье, то, слушая с детства русские сказки, песенки, потешки, он душевно будет подготовлен к следующему шагу. Через «своих» героев ребенку легче объяснить, что такое добро и зло, хитрость и любовь, храбрость и предательство. Ученые убеждены: как родители разовьют ребенка до пяти лет, какой красотой или ужастиками его напитают, так и сложится его личность. Воспитательная роль сказки огромна! К сожалению, в СССР был длительный период, когда под запретом находились сказки Афанасьева, песенки и потешки в обработках Корнауховой и Колпаковой, да и вообще русский фольклор. Теперь это кажется диким, но нам с папой приходилось воевать с редакторами: не разрешалось изображать церкви и кресты, не говоря уже об ангелах и святых. Отец нашел отклик во мне как в соавторе, в единомышленнике. Наверное, это во многом скрашивало его одиночество. Нам уже вдвоем приходилось защищать «свою» русскую сказку.

Иконно-сказочный стиль

Продолжал отец заниматься и большой живописью. Где-то в 1955 году он решил совершенно отказаться от т.н. соцреализма и посвятить себя «эксперименту». С этого времени Игорь Ершов много работал «за шкаф» (по аналогии с писательской работой «в стол»). Писал натюрморты, пейзажи, абстракции, ходил смотреть на импрессионистов и кубистов в Эрмитаж, которых в 1956 году после многих десятилетий вновь разрешили показывать. Для интеллигенции это стало настоящей революцией! Все как сумасшедшие искали альбомы Дали, Брака, Пикассо. «Оттепель» была всюду: в кино, в живописи, в поэзии... Вот и отец в свои сорок лет захотел испытать себя в другой стилистической форме. Его работы того периода хранятся теперь в запасниках Русского музея, в частных коллекциях Англии, Франции и России, но при жизни его живописные эксперименты никто так никогда и не выставил. Мне кажется, он не мог найти покоя и принять окружающую действительность. Он не был карьеристом и не был диссидентом, он шел своим путем, и ему было тяжело сознавать, что его работы не хотят выставлять.

Папа был искателем веры и своего места в ней. Он сформировался как бы в двух сферах, совершенно разных. С одной стороны - ершовский дом, полный русскости и трепетного отношения к искусству, а с другой стороны -- внешний мир, вполне советский. Раздвоенность русской интеллигенции того времени была ужасна. Многим приходилось скрывать свои убеждения. Да, папа был верующим человеком, он много читал Библию, ходил в церковь, пытался докопаться до истины. Во многом благодаря ему я пришла к вере. Последние годы отец посвятил себя «иконно-сказочной» живописи, он придавал этим работам огромное значение. Это не иконы в традиционном смысле, на них нельзя молиться, но в них большая красота, поиск гармонии, цвета, стиля, они очень напоминают эксперименты художников Серебряного века. После выезда в 1980 году во Францию я окунулась в другой мир, другую культуру. Мои стиль и техника изменились, я стала писать картины на досках, и тоже «сказочно-фантастические». Но это уже моя сказка, мой волшебный мир. А наш совместный труд с папой до сих пор продолжает жить: работы продаются на аукционе «Кристи», а русские сказки с нашими иллюстрациями были переизданы во всем мире, почти на всех языках! Мой супруг привез нашу «Жар-птицу» аж из Австралии!

Иногда я думаю, что отец, умерший в 1985 году, из неведомого нам мира смотрит и радуется результатам своего детища. Я имею в виду не только себя, но и то, что он оставил в наследство русским малышам.

• 1989. Первая, персональная и посмертная выставка. Ленинград.
• 2003. Выставка «Сказки в гравюре» Игоря Ивановича Ершова и Ксении Игоревны Кривошеиной (Ершовой). Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
• 2004. Выставка «Сказки в гравюре» Игоря Ивановича Ершова и Ксении Игоревны Кривошеиной (Ершовой). Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
• 2005. Выставка «Сказки в гравюре» Игоря Ивановича Ершова и Ксении Игоревны Кривошеиной (Ершовой). Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
• 2005. Выставка работ Игоря Ершова, приуроченная к 20-летней годовщине смерти художника. Мемориальный музей-заповедник А. С. Пушкина «Михайловское», Пушкиногорский район Псковской области
• 2016. «И.И. Ершов. Дворы и крыши моего города. Избранное. К 100-летию со дня рождения художника». Выставочный зал Некрополя мастеров искусств, Санкт-Петербург.